Мне казалось, что я закончил очерки о Наталье Фонвизиной - Татьяне Лариной. Но наплывают новые материалы по этой теме, и - хотя бы вкратце - я должен о них рассказать.
В Центральном Государственном архиве (фонд Якушкина) хранится рукопись Натальи Фонвизиной, названная ею «Исповедь»; она до сих пор не опубликована. На страницах «Исповеди» Наталья Фонвизина (Апухтина) вспоминает о своём детстве:
«Я происхожу от татарского рода... и неудержима в страстях своих, а с другой стороны - от немцев - народа аккуратного, пытливого, а вместе мечтательного, влюбчивого. Мать обрусевшая немка. Отец образованный татарин, оба православные.
У них не стояли дети, кроме меня последней единственно уцелевшей, и то, как они верили, ещё прежде рождения обречённой Богу для того, чтобы хоть одно дитё Господь сохранил им...
От матери наследовала я: мечтательность и пытливость немецкие, от отца татарскую сердитую и страстную природу, в высшей степени способность любить и ненавидеть безотчётно... Я была дика и застенчива. Страстно любила свою кормилицу - превосходную женщину, которая, прокормивши меня 4 года, до 9-летнего возраста была моей няней. И дай Бог ей царствие небесное, что не баловала меня, но внушала только доброе и справедливое и непрестанно укрощала мою барскую спесь... От сильного самолюбия я никогда не была довольна собою, всё хотелось быть лучше, и потому я не верила, что могу нравиться, всё казалось, что если со мною ласковы, то только из жалости, а против жалости восставала вся моя гордость, а потому я была скрытна и несмела - с немногими сближалась, особенно с детьми моих лет... Я искала какой-то высшей чистой человеческой любви...»
Есть в «Исповеди» Н. Д. Фонвизиной подробное описание её побега в монастырь:
«...Началось гонение, отобрали книги - насмехались, присматривали за мною, заставляли ездить к соседям - для моего развлечения и к себе звали частенько, требовали,чтобы я плясала и пела. Я покорялась, но такая обстановка сделалась для меня ненавистною, и я приняла намерение удалиться в пустынный женский монастырь, недалеко от нас в лесу устроенный. Придумала исполнить это с помощью моего духовника, нашего приходского священника. Мне ещё угрожали замужеством...
Пользуясь тем, что отец, тётка и гувернантка уехали в Москву, я действительно бежала в мужском платье для безопасности путешествия. Священник и его жена помогли мне. Когда я ночью на 27 апреля <1821 г.> явилась к священнику, он уже ждал меня с зажжённой свечкой у иконы. Надев епитрахиль и поручи, духовник мой посвятил меня Богу, остриг мне четверть пряди волос крестообразно, как при крещении, и нарёк мне с молитвою мужское имя Назарий... Жена священника достригла меня по-семинарски. Она же мне и платьем и бельём своего второго сына наделила.
Когда я совсем сделалась семинаристом, священник благословил меня, а матушка его и продовольствием на дорогу наделила. Бегство моё наделало шуму - мальчик, который носил письма мои отцу Ивану, объявил о том матери. Отец Иван признался, как и когда отпустил меня. Мать занемогла, а соседи, жалея её, пустились меня отыскивать. Настигли меня при повороте в лес и доставили к матери, которая вспомнила, что ещё прежде рождения моего обрекла меня Богу, не противилась моему стремлению в монастырь, но ещё сама рассказала мне о своём обете. Но отец и слышать не хотел о том, а отдали меня (с разрешения Св. Синода) в сентябре замуж за моего двоюродного дядю < Михаила Фонвизина> годами 18-ю меня старше... Выйдя замуж, я переехала жить в Москву».
В письме от 8 ноября 1853 года на каторгу Фёдору Достоевскому Наталья Фонвизина вспоминает о своём пронзительном чувстве в те три счастливых семейных года, проведённых в Москве и Крюкове:
«Скажу вам, что для меня в жизни моей было одно время (это уже очень давно), время такого полного земного счастья, что оно мне наконец наскучило, уверяю вас, что говорю вам правду - до того наскучило, что всеми силами души моей и всеми желаниями сердца моего вызывала какую-нибудь перемену - хоть несколько боялась делать эти или другие предположения к изменению. Не правда ли, что это было не только глупо, но неблагодарно с моейстороны - мне было тогда 22 года от роду...»