НАТАЛЬЯ ФОНВИЗИНА И ЛЕВ ТОЛСТОЙ

 

 

 

О Наталье Фонвизиной можно было бы написать обширное историко-литературоведческое исследование. Или роман...

Лев Толстой вспоминал:

«В 1856 году я начал писать повесть с известным направлением, героем которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешёл к 1825 году... Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым семейным человеком. Чтобы понять его, мне бы нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпадала с славной для Рос¬сии эпохой 1812 года».

В письме Герцену от 26 марта 1860 года Лев Толстой подтверждает это намерение:

«Я затеял четыре месяца тому назад роман, героем которого должен быть возвращающийся декабрист». 

Первые главы этого романа Толстой читал И.С. Тургеневу в Париже.

О декабристах Толстой не написал (скорее всего, по цензурным соображениям), а роман об Отечественной воине 1812 года - «Война и мир» - был завершён в 1869 году. Кстати, слово «мир» Толстой понимал как «мир = народ», чему есть неопровержимое свидетельство.

В 1878 году, только что закончив печатание «Анны Карениной», Толстой опять вернулся к старому замыслу романа о декабристах. Он встречается в Москве с оставшимися к этому времени в живых деятелями 14 декабря и их родственниками.

От декабриста Н.П. Свистунова Толстой получил письма М.А. Фонвизина и рукопись его жены Натальи Дмитриевны. По поводу этих материалов Толстой писал Свистунову:

«Посылаю обратно письма Фонвизина и замечания его жены. И то и другое мне было интересно. Насчёт исповеди, о которой вы мне говорили <речь идёт о рукописи Натальи Фонвизиной, также имевшейся у Свистунова>, я повторяю мою просьбу дать её мне. Простите меня за самонадеянность, но я убеждён, что эту рукопись надо беречь только для того, чтобы я мог прочесть её; в противном же случае её надо непременно сжечь. 

Тысячу раз благодарю вас за вашу ласку ко мне и снисходительность; вы не поверите, какое всегда сильное и хорошее впечатление оставляет во мне каждое свидание с вами...


P.S. Тетрадь замечаний Фонвизиной я вчера прочитал невнимательно и хотел было уже её отослать, полагая, что я всё понял, но, начав нынче опять читать её, я был поражён высотою и глубиною этой души. Теперь она уже не интересует меня как характеристика известной, очень высоконравственной личности, но как прелестное выражение духовной жизни замечательной русской женщины, и я хочу ещё внимательнее и несколько раз прочитать её. Пожалуйста, сообщите мне, как долго я могу продержать эту рукопись и могу ли переписать её?»

Собирая материал к роману «Декабристы», Толстой составлял себе подробные биографические листы о каждом декабристе; кто родители, где жили, где служил, на ком женат, сколько братьев и сестёр и т.д. Есть подробная запись и о семье Фонвизиных:

«Фон Визина Наталья. Михаил Александрович. Ея родители, дом подле Рождественского монастыря... Когда вышла замуж...»

30 сентября 1878 года Толстой в записной книжке оставил такой набросок:

«Апухтина (прелесть) любит, почти влюблена в Одоевского (прелесть), но выйти замуж нельзя. Ей кажется, что не настоящий он, а любит другого, выходит замуж за третьего, а эта-то была лучшая её любовь в жизни».

Здесь видно, как  одним штрихом намечена драматическая история, совпадающая с историей замужества Натальи Апухтиной и одновременно близкая к любовной коллизии пушкинского романа.

«Когда его <декабриста, мужа героини> схватили, - пишет в одном из вариантов «Декабристов» Толстой, - она была близка к родам... Так она была в этом положении, и другой ребёнок грудной. Она тут же в тот же день собрала свои вещи, простилась с родными и поехала с ним. Мало того, для всех ссыльных она была провиденье там. Её обожали. У неё такая сила характера удивительная, что мужчины ей удивлялись».

Здесь литературно едва прикрыто фигурируют обстоятельства ареста Михаила Фонвизина и отъезд Натальи Дмитриевны Фонвизиной вслед за ним в Сибирь.

Какая же сила душевного и духовного притяжения должна была исходить от этой женщины, если к ней и к её образу обращались Александр Пушкин, Фёдор Достоевский, Лев Толстой!